Чтобы создать наш красочный мир, потребовалась революция восприятия и культуры.
Книги по истории зафиксировали ряд революций, потрясших восемнадцатый и девятнадцатый века, включая американскую, французскую и гаитянскую революции. Однако в то же время происходила еще одна революция, которая получила гораздо меньше внимания.
Я имею в виду революцию восприятия и культурную революцию, связанную с цветом. Он был менее кровавым, чем его политические аналоги, но не менее радикальным, и люди, пережившие его, остро почувствовали его последствия.
На протяжении тысячелетий доступ к цвету был ограничен географией, экономикой и социальным статусом. Цветная революция сняла эти давние барьеры и вызвала неистовство цвета во всем обществе, наполнив улицы яркими, резкими оттенками.
Сегодня мы можем носить одежду практически любого цвета, украшать наши стены произведениями искусства и наполнить наши дома предметами самых разных оттенков, которые поразили бы любого, кто жил в более ранние исторические периоды. Что позволило цвету пропитать нашу жизнь? Что произвело революцию в цвете?
Научные революции.
Семена цветной революции пустили корни примерно за столетие до того, как революция полностью разошлась. В течение семнадцатого и восемнадцатого веков научная революция привела к увлечению оптическими экспериментами и, что более важно, научной классификацией.
Натуралисты стремились создать естественный мировой порядок с помощью новых соглашений об именах, таксономий и систем. В восемнадцатом веке шведский натуралист Карол Линней разработал биномиальную номенклатуру, и интеллектуалы приступили к составлению первых больших энциклопедий.
Цвет не был исключен из этого классифицирующего импульса, и в семнадцатом и восемнадцатом веках зародились первые истинные цветовые системы. В семнадцатом веке Исаак Ньютон разработал концепцию семицветного спектра. (Первоначально он отмечал только пять цветов, но добавил индиго и оранжевый, чтобы отразить священность числа семь.)
В 1708 году Клод Буте создал первое задокументированное цветовое колесо, и другие натуралисты и художники начали спорить о существовании так называемых «первичных» и «вторичных цветов». Эта таксономическая структура заложила основу для серьезных изменений в том, как люди понимают цвета, отношения между цветами и нормы использования цвета.
В течение девятнадцатого века сотни цветовых систем соревновались за выдающееся положение, и начал формироваться консенсус вокруг идеи о цветах как о безусловно теплых и холодных, дополнительных и контрастных, а также о множестве других категорий, которые мы используем сегодня.
Экономические революции.
В досовременном мире некоторые из самых прибыльных торговых сетей процветали благодаря цвету. Редкие, дорогие и драгоценные цвета попали в Европу через Азию, Ближний Восток, Африку и Южную Америку.
К восемнадцатому и девятнадцатому векам торговля во многих случаях сменилась колонизацией, и европейцы прочно удерживали глобальную экономическую систему, которая позволяла им строить империи, не обращая внимания ни на что. Яркие ткани и пигменты, такие как индиго и кошениль, были одними из самых ценных продуктов, производимых на этих территориях. В то время как коренные народы и рабы трудились над производством ярких товаров, европейские рынки наводнило огромное количество пигментов и красителей.
Между тем, все больше и больше европейцев оставляли свой сельскохозяйственный образ жизни в пользу городов. Богатство класса буржуазии росло, как и их желание сделать свою жизнь более роскошной. Медленно, но верно растущая городская элита отказывалась от законов о роскоши, которые не позволяли им покупать определенные цветные товары.
Правительства признали, что закрывать глаза — это экономическая выгода, и к 1780-м годам большинство традиционных барьеров для потребления исчезло. Роскошные цвета были доступны каждому, кто мог себе их позволить, и из-за жестокой динамики колониализма и рабского труда они могли делать это с меньшими затратами.
Вскоре низшие классы стали искать «популярные» товары или дешевые копии предметов роскоши. Подобно тому, как имитация кошелька Louis Vuitton может удовлетворить некоторых потребителей сегодня, городская беднота восемнадцатого века носила недорогие поддельные золотые часы.
Тем не менее, как известно, цвета были одной из самых сложных вещей, чтобы сделать их популярными. Они стали мощными символами власти, потому что они были очень редки. В течение восемнадцатого века ничего из этого не изменилось. Улитки Murex, производящие пурпур, все еще были редкостью, а ультрамарин по-прежнему приходилось добывать в горах Афганистана.
Юридически цвет больше не был привязан к определенной социальной группе, но практически он по-прежнему принадлежал богатым.